Чувственные же этические нормы (высшая цель — наслаждение, делай всё, что пожелаешь, человек человеку волк) приближены к земным удо­вольствиям, так как ориентированы на получение наслаж­дения от жизни. Само понятие счастья здесь другое. Если в идеациональных культурах счастье — в приближении и слиянии с Абсолютом, то чувственная этика подразумевает комфорт и максимальное удобство.

Идеалистические этические нормы есть синтез идеациональных и чувственных. Они включают в себя и признание Абсолюта как высшей ценности, и поло­жительную оценку чувственных ценностей.

В средние века в европейской культуре чувственная этика практически отсутствует, но с XV века она постепенно вытесняет идеациональную, достигая своего пика в эпоху Ренессанса и Реформации.

Подобную картину можно увидеть и в динамике правовой культуры. Свод законов в идеациональной системе дается Абсолютом (Яхве, Буддой, Аллахом), их мудрость не оспорима. “Система судебных показаний основана на признании вмешательства Абсолюта в юридические дела. Почти каждое юридическое действие будь то обмен или покупка собственности, заключение контракта или выплата долга, расписываются до мельчайших деталей через декларирование определенных священных формул, священных действий, не оставляющих какой-либо возможности изменить что-либо, пусть даже одну единственную букву или деталь в этой сакральной процедуре. Точно также, как не допускается никакое изменение в каком-либо важном религиозном ритуале, никакое изменение не допускается и в юридической процедуре в интересах вовлеченных в нее сторон или кого-либо еще.”[4]

В чувственной культуре правовая система создаётся человеком и направлена большей частью на подчинение одной группы людей другой. В законы постоянно могут вносится некоторые изменения, если это в интересах правящей верхушки. Целью правовой санкции становится перевоспитание преступника, безопасность общества или возмездие. Все отношения в чувственной культуре складываются либо на основе договора, соглашения сторон, либо являются общеобязательными, так как навязываются властными структурами. Правительство, которое проводит подобный кодекс, — “не теократическое, а светское, осно­ванное либо на военной или физической силе, на богатстве или способностях, либо на доверии избирателей. Так как для легальности авторитета права не требуется никакой божественной или сверхчувственной санкции, то нет и возможности для возвышения влиятельной теократической власти.”[5]

Таким образом, социодинамическая модель Питирима Сорокина представляет собой последовательную смену определенных типов культур, выделяемых на основе ведущих представлений о мире и методах его описания. Этот процесс выражается в трех фазах единого цикла, через которые проходят все основные сферы социокультурной системы (архитектура, скульптура, живопись; музыка, литература, театр, искусствоведение; религия, философия, наука; естественно-научные и технико-технологические изо­бретения; мораль и право; политика; экономика; поли­тические конфликты; религиозная деятельность; семейно-брачные отношения; исторический тип личности; миро­воззрение; формы свободы; государственное управ­ление). Причём, в динамике каждой из этих сфер про­слеживаются три стадии, после завершения которых цикл возобновляется. Сорокин называет: идеациональную стадию, в которой преобладают процессы познания; идеалистическую стадию, где ведущей становится идеология; чувственную стадию с доминированием сенсорного переживания.

На первой стадии происходит освоение мира, создаются разнообразные (предметные, лингвистические, познавательные, технологические, нормативные) формы, позволяющие создавать организационные структуры. На второй стадии эти формы фиксируются в качестве культурных норм, накладывающих определенные огра­ничения на человеческую деятельность. Таким путем складывается, например, стиль в искусстве, формируется свод законов, появляется религиозная доктрина и научная парадигма. На третьей стадии сложившиеся и устоявшиеся рамки социокультурных норм становятся слишком узкими для приобретенного инновационного опыта, что и побуждает людей вновь обратиться к чувственному переживанию для обоснования своих действий.